Елена Гусева: "Мне важно, чтобы партия меня захватывала: и музыкой, и историей"

Опера, весьма популярная в Европе, на российских подмостках - гостья редкая. В преддверии премьеры своими впечатлениями о работе над спектаклем в интервью порталу "Ревизор" поделилась солистка оперной труппы Музыкального театра, исполнительница титульной партии – Елена Гусева.

 - Елена, прошедший год и  нынешний сезон выдались невероятно плодотворными для Вас. Вы участвовали в постановке "Игрока" Сергея Прокофьева в Венской опере, где  спели Полину. По сути, сезон начался оперой ХХ века,  и оперой ХХ века продолжается. Давайте поэтому начнем с Полины.- Полина в "Игроке" – не первая моя встреча с оперной музыкой Прокофьева.  Я уже была Наташей Ростовой в постановке "Войны и мира" в  нашем театре. Но  Наташа  и Полина – это два абсолютно разных Прокофьева. Получив предложение я подумала, что легко  выучу партию, ведь я пела Наташу!  У Прокофьева свое письмо, свой язык, и мне этот язык близок, понятен, он мне интересен. Но, такого Прокофьева, как в "Игроке", я не знала. И когда я включила запись "Игрока" в первый раз, я даже не смогла проследить по нотам увертюру! Это был шок. Но он быстро сменился "спортивным интересом":  поют же другие, и я спою.  И я стала учить мою Полину, погружаться в эту захватывающую музыку, в этот странный образ. Кстати, я учила Полину, много слушая запись "Игрока" с Маквалой Касрашвили, которая исполняла эту партию в знаменитом спектакле Большого театра.

- "Погружение", по всей видимости,  было успешным. Т.к. интендант Венской оперы  Доминик Майер отметил после премьеры, что все, кто видел и слышал Ваше исполнение Полины, всякий раз будут вспоминать его, слушая "Игрока".- Вся работа в Вене над "Игроком" была очень интересной, похожей на то, как работают у нас в театре. Каролина Грубер – режиссер-постановщик спектакля, как и наш художественный руководитель  Александр Борисович Титель – не только режиссер, но и педагог.  Она даже призналась мне как-то в разговоре, что не знает, чему отдает душевное предпочтение: постановкам или работе со студентами.  Так вот, она тоже собирает артистов перед каждой репетицией,  разбирает роли, говорит с нами, обсуждает взаимосвязи героев, их чувства.  И дирижер спектакля  Симона Янг все время была с нами: в классах, на рояльных репетициях, тщательно  работала с каждым солистом.  И даже Доминик Майер приходил к нам и на прогоны, и на генеральные. И вот такая замечательно слаженная работа привела к тому, что перед премьерой я практически не волновалась. Так тщательно все было с нами сделано. Да и сама обстановка в Венской опере – удивительно доброжелательная! К тому же в постановке участвовали солисты, с которыми я работала и в театре Станиславского – Елена Максимова и Дмитрий Ульянов. Совсем, как дома!- И вот после  "Игрока"  Вы снова обращаетесь к опере ХХ века. Теперь это "Енуфа".- Красота музыки большинства композиторов XX века скрыта от ушей неподготовленного слушателя. В работе над ней мы открываем для себя эту красоту и всячески пытаемся донести ее до зрителя.  В ней буквально в каждой фразе - невероятная смена эмоций, состояний, настроения. Ведь эта музыка идет от речевой интонации.- Яначек  как раз  и считается  композитором, принесшим в оперу прозаический текст, вокальная строчка в его партитурах рождена именно человеческой  речью. - Учить, конечно, такой текст непросто. У нас процесс этот продолжается до сих пор. Уже на сценических репетициях. Как говорится – "доучиваем с ногами".  Сложность еще вот в чем: мы поем на русском языке. А в вокальных партиях заложена фонетика чешского языка. Хоть это и славянский язык, но интонации-то другие! Ударения другие в чешском, у нас получаются синкопы, которые не свойственны нашей речи. Бывает, что приходится что-то менять прямо на репетиции, подыскивая более точное, ёмкое слово. И все 20 человек, находящиеся на сцене, предлагают свои варианты. Такая всеобщая творческая обстановка. Все соучаствуют.- А, если предложат спеть Енуфу где-то за границей, трудно ли будет переучивать на чешский, или знание партии облегчит процесс?Отчасти облегчит. По ряду причин. Но мне кажется, что переучивать на другой язык – все равно, что учить заново. Ещё в "Енуфе" есть, и чисто технические сложности: у меня в партии много высоких нот, которые написаны мелкими длительностями. И брать их надо безо всякой подготовки. В музыке XIX века, скажем, любой ход наверх подготовлен. А здесь: влетел – вылетел. Очень трудно.- Да и оркестровка у Яначека в "Енуфе", прямо скажем, не "прозрачная".- Мы сейчас на репетициях ищем необходимый баланс голоса и оркестра. Там есть  такие эпизоды, где дирижер просит от меня буквально крика. Но я все равно считаю, что этот крик должен быть подкреплен дыханием, практически пропет, хочется сделать это как-то грамотно. Я ведь оркестр, если он играет слишком громко, не перекричу в любом случае. Мы должны друг к другу приспособиться, не теряя эмоциональной напряженности.- А Вы можете сказать, что музыка в "Енуфе" красивая?- Конечно! В этой опере очень много красивых мелодий. А еще она невероятно сильная!- А как Вы относитесь к своей героине? Что, по-вашему, в ней главное?- Раньше, когда я только пришла в театр и работала над своими первыми ролями, бывало, я никак не могла принять те или иные поступки своей героини. Сейчас же, в силу своего жизненного и уже артистического опыта, я могу пристроить к себе любую героиню, любую режиссерскую задачу. Когда я понимаю задачу, я могу прожить свою роль.Енуфа проходит невероятно сложный путь.  По сюжету оперы разница между первым и третьи действием – 7-8 месяцев, но за этот период моя героиня взрослеет на самом деле на целую жизнь.   От влюбленной девочки до молодой женщины с совершенно иным теперь взглядом на мир. И это невероятно интересно!  Я люблю свою Енуфу за сильные эмоции, за страсть, за интересную судьбу. Трагическую судьбу!- Но все же есть "свет в конце тоннеля"?- Свет именно в самом конце: в конце длинного, страшного тоннеля судьбы Енуфы.- Сейчас Вы участвуете в премьере "Енуфы", предыдущая Ваша премьера на родной сцене "Пиковая дама", где Вы исполнили партию Лизы. Между этими двумя премьерами Вы спели Ярославну в "Князе Игоре" в Гамбурге, Мими в "Богеме" в Берлинской Дойче опер, Полину в Вене.  Разные театры, разные принципы работы… Ваши впечатления?- В Вене, как я уже говорила, работалось очень комфортно. Вообще, когда ты участвуешь в новой постановке, на которой сосредоточены все силы театра, – это большое количество репетиций, тщательная и подробная работа. Когда же ты приезжаешь в театры, работающие по системе stagione на ввод, – это может быть лишь два-три дня на мизансценические репетиции. Бывает, что без оркестровых. Ты выходишь на сцену и там, фактически, по-настоящему знакомишься с партнерами и самим спектаклем. Получается все очень поверхностно. В таких случаях публике лучше приходить на последний спектакль серии, когда уже все спелись и сыгрались (смеется). У нас же в театре даже вводы происходят с большим количеством репетиций и очень кропотливой работой. Я люблю репетировать. И если я сделала партию  здесь, в Москве, с Александром Борисовичем (Тителем - ред.), то я смело могу с этой партией ехать в любой театр.- Следующий, сотый для Музыкального театра сезон, Вы начнете снова с ХХ века – театр откроется возобновлением "Войны и мира". Какой будет теперь Ваша Наташа Ростова?Не знаю… Пойму это, когда начнутся репетиции. Точно другой.  Зато я знаю, что партию вспомню быстро. Мы так много над ней работали, я настолько ее "пропустила через себя", что точно знаю, - вспомнится сразу.- А до Наташи Ростовой..?- Летом я спою Лизу в "Пиковой даме" в спектаклях Савонлиннского фестиваля, надеюсь, в мае спою Аиду здесь.- Енуфа, Лиза, Аида… Плюс, то, что Вы уже поете несколько сезонов – Мадам Баттерфляй, Татьяна… Самые трудные, самые драматичные сопрановые партии!- Мне важно, чтобы партия меня  захватывала: и музыкой, и историей. Тогда интересно работать, интересно погружаться в роль, проживать  жизнь своей героини.